Мая Церакулава — педиатриня родом из Казахстана, которая успела пожить в 4 странах и 13 городах. После 16 лет в Беларуси Мая в 2022 году переехала в Польшу, и последняя эмиграция стала, пожалуй, самой непростой: женщина разошлась с мужем и оказалась в Белостоке с тремя детьми, у одной из которых — тяжёлая форма аутизма.
Долгое время Мая ничего не постила в своём популярном Facebook-блоге, но недавно вернулась в публичное поле. В разговоре с «ІншыЯ» она рассказала об адаптации в новой стране, о том, как польская система образования работает с детьми с особыми потребностями, и о том, что помогает ей выдерживать трудности.
«Я не великолепный пример личностного роста»
— Я уже два с половиной года в Польше. Первый год заняла адаптация и решение бытовых проблем, а когда всё устаканилось, наступил год тревоги и травматического переживания произошедшего — и я пошла в терапию.
Со своим психотерапевтом я была знакома 5 лет и доверяла ему, но мы до этого решали конкретные запросы и проблемы. Например, мне было тяжело принять инвалидность ребёнка, было страшно и тяжело уходить от мужа, с которым прожила 16 лет. А сейчас в терапии мы разбираем экзистенциальные вопросы.
Иллюстративная история. Младший сын сидел под столом и орал, что не пойдёт спать, потому что устраивает революцию и не будет больше слушаться взрослых. А моя подруга на это сказала: «А мы уже устроили революцию — и теперь ты сидишь под столом в Польше». Вот и я пробую ответить себе на ряд вопросов. В чём моя проблема в целом? Почему я принимаю такие решения? Как судьба привела меня в Белосток? Ведь я никогда не планировала жить в Польше.
Сначала я съехала от родителей в 17 лет, а потом из Казахстана в 25, потеряв возможность карьерного роста. И вот постоянные переезды. С психотерапевтом мы выяснили, что я убегаю от проблем, создавая новые, которые умею эффективно решать.
Я меняю город и закрываю свою тревогу, делая то, что у меня хорошо получается.
Раньше я принимала решения через хаос, а теперь, к 40 годам, думаю: смена 13 городов в жизни — может, стоит об этом поговорить? На фоне внутренних тревог на год исчезла из Facebook, и мне не хотелось рассказывать о личном. Этот год прошёл за ручку с психотерапевтом. Сейчас я более осознанно выбираю свой путь: лучше анализирую и планирую свои действия, чтобы идти по этому пути, но выводов и понимания себя всё ещё нет.
Я не великолепный пример личностного роста — только пример, как пытаться понять себя. Это вообще нелегко, но становится лучше и улучшается качество жизни. Я представляю себе жизнь, какую хочу, и психотерапевт помогает идти в эту сторону, а не даёт готовых решений. Выживать в эмиграции мне помогает майндфулнес, ЗОЖ и поиск того, что подходит под мой привычный образ жизни. Я нашла пекарню с отличным недорогим хлебом, хорошую кофейню, тропинку для бега, любимый выставочный зал и паб, в котором иногда напиваюсь с друзьями и танцую, — не такой уж у меня и ЗОЖ.
«Ты выбираешь себе новых членов семьи»
— Мысли оставить кого-то из детей с мужем в Беларуси не было. Конечно, это было тяжёлое решение — лишить детей отца и взять за это ответственность. И мне было тяжело расстаться с близким человеком, который знал меня с 20 лет и с которым у нас была общая жизнь.
Мы пытались починить наши отношения 4 года. Я ушла в момент, когда смогла: дети чуть-чуть подросли, младший пошёл в садик, старший — в школу, я работала — появились силы и надежды на собственное счастье.
Все воспоминания, всё, что у меня было, всё, что я из себя представляла, было связано с ним. Воспоминания долго были болезненными. Через такое лучше проходить с психотерапевтом.
Переезд в новую страну — не только физическое, но и социальное испытание. В эмиграции формируются новые «семьи», потому что у людей в новой стране нет никого, они начинают поддерживать друг друга и помогать. Это прекрасно, потому что ты выбираешь себе новых членов семьи.
Поначалу в Польше мне помогал Беларусский дом. Мы приехали, нам было где спать и есть, рядом были люди, которые помогали с легализацией. Даже йога была. В первые месяцы очень поддерживало беларусское сообщество, а потом уже и я поддерживала других.
Естественно, вместе с социальной адаптацией стоял вопрос профессиональной — ведь мне нужно было продолжать медицинскую практику. Чтобы работать врачами в Польше, беларусским медикам нужно подтвердить право на осуществление врачебной деятельности, нужно сдать языковые и профильные экзамены — и часто это отбирает много времени и сил. Но не всё безнадёжно.
Врач — одна из профессий, в которой ты не останешься без работы никогда. Не врачом в поликлинике, так в какой-нибудь неправительственной организации, которая работает с детьми с инвалидностью или наркозависимыми людьми, — у меня была такая практика. Есть возможность онлайн-консультаций, подработок в страховых компаниях по оценке рисков. Из 12 лет своей врачебной практики я работала в поликлинике только 7.
Много коллег в Польше подтверждают право на врачебную деятельность с третьего-четвёртого раза, но нет такого, что люди сидят и страдают. Все работают.
«Огромный волонтёрский труд был уничтожен за 5 минут»
— Несмотря на то что в Казахстане у меня близкие родственники, переехать я решила в Польшу — и не только через близость к Беларуси. Один из главных минусов в Казахстане — отсутствие системы интеграции для людей с инвалидностью.
Я достаточно много сил вложила в Беларусь на то, чтобы её выстроить, но… Мы были близки к тому, чтобы организовать сопровождаемое проживание для людей с ментальной инвалидностью, с интеллектуальными дефицитами — хотя бы в негосударственной организации с зарубежным финансированием, но беларусское государство заморозило все счета. Огромный волонтёрский труд, который родители проделывали для своих детей годами, был уничтожен за 5 минут.
Моя дочка — невербальный ребёнок: она не смотрит в глаза и не использует жесты, это тяжёлая степень аутизма.
В Беларуси я потеряла надежды на лучшее будущее для своего ребёнка. И я поехала в страну, где для моего ребёнка уже что-то создано и где у неё есть права.
В Польше тоже есть свои проблемы. Ребёнок с инвалидностью может учиться в школе до 21 года — и часто родители пользуются этим, потому что после окончания школы у детей не так много вариантов: центры дневного пребывания, детские садики для взрослых — не всем там интересно. То есть остаётся проблема с интеграцией в социум взрослых с инвалидностью.
Но что касается детей, мне было трудно поверить, что в классе на 5 детей может быть 2 педагога. В беларусской спецшколе был 1 педагог на 20 детей, и, конечно, он ничего не успевал. У моей дочки Евы нет проблем с вниманием, но она не слышит групповых обращений — ей нужно индивидуально объяснить, и она сделает. Конечно, учитель с 20 детьми физически не может уделить ей такого внимания.
В Польше моя дочь учится по общеобразовательной программе: учебный день у неё на 3 часа дольше, чем в обычной школе. У Евы, несмотря на довольно тяжёлую степень аутизма, лёгкая степень умственной отсталости — поэтому она учится в такого типа специальной школе, где детям дают общеобразовательную программу с возможным поступлением в лицей и после него даже в университет. Это огромный шаг к тому, что важно создать, — сопровождаемое трудоустройство и проживание. Всё это кажется дорогим и неоправданным, пока мы не сравним затраты с пожизненной пенсией по инвалидности и социальным иждивением. Да и права человека в Европе не пустые слова.
«Дом — там, где зарядка от ноутбука и телефон»
— Я как улиточка. Дом — там, где зарядка от ноутбука и телефон. Где бы я ни оказалась, я себе сделаю там хорошо, уютно и красиво. У меня было много переездов, и я люблю эту часть своей жизни, воспоминания о местах и людях. Я помню многих, и каждый человек уникален, дал мне многое. У меня много друзей — тех, кого я любила, у кого я училась, о ком приятно вспоминать. Я думаю, что я ещё поживу 5 лет там, 7 лет там, 3 года там.
В Беларуси у многодетных мам было своё сообщество — и удивительно, что большой процент таких мам принимали активное участие в революции 2020 года. Я как-то задалась вопросом: а почему? Мы же рискуем, мы как будто должны быть закрытыми в семье и сфокусированным на безопасности. И мне подружка, мать четверых, дала ответ: мы жадные до жизни. Нам нужно больше: больше счастья, больше любви к детям. И нам от жизни в Беларуси нужно было больше, чем там было дозволено. Поэтому мне хочется больше — городов, впечатлений, воспоминаний и людей.
Автор: Адам Цимкевич
Фото: из архива героини
Статья создана в рамках проекта «Together 4 values — JA», который совместно реализуют организации ІншыЯ і Razam e.V. при поддержке Министерства иностранных дел Федеративной Республики Германии.
