Ценител_ьницам стендапа Саша Гуща известна как комикесса, которая остро шутит про инвалидность, задержание, эмиграцию. Интервью с Сашей о черном юморе в темные времена можно почитать по ссылке. А сегодня «ІншыЯ» публикуют личный рассказ Саши, на который ее вдохновило участие в проекте подруги: фотографка Алеся Рудович снимала людей в эмиграции и вещи, которые напоминают им о доме. Для Саши такой вещью стал мамин халат. Эта история — про связь дочери и матери, про боль разлуки. И про утрату.
***
— Большую часть процесса взросления для меня составляло стремление к независимости. Полная автономия и самодостаточность — привилегия, доступная далеко не всем людям с инвалидностью. С раннего детства это было частью моего воспитания: наравне с физически здоровыми старшими братом и сестрой мне внушалось, как это важно — получить хорошее образование, встать на ноги, обеспечивать себя. Иногда внушалось даже сильнее, чем старшим: «Они-то не пропадут, если что, устроятся работать хоть на завод, хоть дворниками, а тебя кто возьмет?»
Путей к хорошей жизни не так уж много, и большинство из них не оборудованы пандусами.
Парадоксальным образом Мама прививала мне жизненную философию индивидуализма и при этом была уверена, что сама будет исключением из правил. Она была убеждена, что мы всегда будем рядом. Мне кажется, когда я поставила ее перед фактом, что планирую жить отдельно, как только смогу это себе позволить, я нанесла ей глубокую обиду. Мне кажется, неважно, сколько лет мне было — 5, 15 или 35 — она, осознанно или не очень, продолжала видеть во мне ту маленькую девочку, которая боялась оставаться в больничной палате одна, которая просила на ночь связать наши руки вместе полотенцем, чтобы чувствовать нашу близость даже во сне.
Дело в том, что эта девочка никуда не делась — она просто выросла и хотела самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Где бы я ни жила, куда б ни уезжала — дорога всегда приводила меня назад, к Маме. Из каждого отпуска, из каждой поездки я везла ей сувениры: елочные игрушки, брелоки или маленькие подвески, всё, что можно было повесить на елку, — Мамина новогодняя елка была ее гордостью. Мы любили делать друг другу подарки: когда в одной из поездок у меня украли цифровой фотоаппарат, Мама из своих сбережений оплатила мне покупку нового. Я любила дарить ей дорогие духи — «Шанель №5», «Диор» и другие, о которых она могла только мечтать в юности. В 2014 году, после драматичного расставания, я жила у Мамы почти год. Первый месяц я не могла заснуть одна, и она обнимала меня, как в детстве, пока я выплакивала свою боль.
В 2020 году я устроила нам обеим добровольный «локдаун» (официальных антиковидных ограничений в Беларуси не было): почти год Мама практически не выходила на улицу, каждую неделю я заказывала ей доставку продуктов онлайн или приезжала на такси с пакетами. Я садилась у двери в прихожей, Мама — в гостиной, и так мы, обе в масках, разговаривали через дверной проем. Когда не было возможности приехать, мы созванивались и часами разговаривали по видеосвязи.
Осенью 2020 года я переехала к Маме опять — мы поговорили и решили, что так будет лучше, на случай если меня задержат за протестную деятельность. Будет кому кормить кошек.
Мое участие в протестах 2020-го Мама поддержала сразу и безоговорочно. Сетовала, что если бы не больные спина и ноги, сама ходила бы постоять в цепи солидарности в Уручье. Когда меня задержали на женском марше, я больше всего волновалась, как Мама примет эту новость. Сердце слабое. Вечером, когда я вышла из РУВД и вернулась домой, еще до того как умыться и переодеться, я сразу позвонила ей, вся на нервах, а эта великая женщина смеялась в трубку:
«Моя дочь звезда, мою дочь по всем каналам на Ютюбе показывают! Ну как эти громилы тебя тащили, а, три здоровенных жлоба понадобилось! Жаль, я тебе в автозак не дозвонилась, очень хотела сказать, как я тобой горжусь».
***
Где бы я ни находилась, я знала, что есть Мама, и есть Мамина квартира, где меня всегда ждут. Мы старались отмечать праздники вместе: ее и мой день рождения, Новый год (даже если я потом убегала в гости к друзьям, мы встречали полночь вместе), 8 Марта. Я любила нагрянуть в гости и приготовить что-нибудь вкусное или заказать доставку, пересмотреть один из наших общих любимых фильмов: «Служебный роман», «Грязные танцы» или «Дневники принцессы» — и проболтать полночи, пока не заснем рядышком на ее кровати. Иногда, уставшая после работы или каких-то еще дел, я приезжала и отключалась сразу, на полуслове. Тогда Мама укрывала меня своим большим красным халатом.
Это был не просто халат: это был Мамин халат.
Мы привезли его из Штатов в какую-то из поездок — скорее всего, купили в секонд-хенде, а может быть, отдал кто-то из знакомых «с барского плеча». Большой, довольно тяжелый и очень теплый, он был такой же неотъемлемой частью Маминого образа, как толстые носки-«валенки» и суповая кружка с чаем. Как большая пожилая кошка, Мама любила тепло и уют.
Я, к сожалению, не помню, это я ее упросила или Мама сама решила отдать мне халат, когда я готовилась к переезду. Я даже не уверена, что по достоинству оценила этот жест, поглощенная разгребанием вещей и прочими заботами.
Плохая память — печальный союзник. Я не помню, о чем мы говорили в день моего отъезда. Помню только, что решила опоздать на утренний автобус, которым собиралась ехать в Вильнюс, и взяла новый билет — на последний рейс, чтобы побыть дома чуть подольше. Помню, как беззвучно плакала в такси по дороге на вокзал.
***
Дальше писать становится труднее. Мамы не стало всего лишь через полгода после моего отъезда. Обещание, что мы обе переживем Лукашенко и встретимся в уже свободной Беларуси, сдержать не получилось. Слабое сердце.
На похороны я не поехала.
Я прочитала когда-то в интернете, что это универсальная трагедия взросления, что большинству из нас суждено пережить своих родителей.
Это очень странное чувство — осознавать, что что-то было целым, только когда оно ломается. Я не понимала, что именно связывало меня с Беларусью, ощущалось как корень, держащийся за землю, ощущалось как Родина, пока я это не потеряла. Нет больше чувства, что там мой дом. Как нежилая квартира, теперь это просто место, где меня никто не ждет.
Возможно, это сентиментально и даже несколько инфантильно — признаваться, что иногда я заворачиваюсь в Мамин халат и представляю, как будто это она меня обнимает. Но ведь она никуда не делась — та маленькая девочка, которая засыпала в больничной палате, зная, что Мама рядом, на расстоянии двух рук, связанных вместе полотенцем.
Она просто выросла.
Авторка: Саша Гуща
Фото и концепция текста: Алеся Рудович
