Ксения Голубович — фотографка, журналистка и кинорежиссерка, работающая с самыми сложными темами. Она снимала в ковидной реанимации, психоневрологическом интернате, лагере беженцев на беларусско-польской границе, в Украине после российского вторжения. Мы поговорили с Ксенией об эмпатии, уважении к опыту других и необходимости беречь собственную психику.
Зачем человечеству эмпатия и как подружиться с рома́
— Среди твоих героинь и героев — мигрант_ки на беларусско-польской границе, люди с инвалидностями, рома́, представител_ьницы сообщества ЛГБТК+ и другие люди, права которых нарушаются. Что привлекает тебя в подобных темах?
— Меня всегда интересуют люди, которые ощущают себя в той или иной степени исключенными из общего контекста и не всегда чувствуют себя с другими на равных. Хочется стирать эти границы.
Мне кажется, чем больше в обществе эмпатии, уважения к другим людям, тем оно здоровее и тем меньше вероятность, что оно отправится кого-то убивать. Почему то же наследие Советского Союза очень болезненно воспринимается и — прежде всего на примере России — мы сейчас видим результат? Потому что была система всех «не таких» прятать, наказывать или уничтожать. И выросло несколько поколений людей, которым в принципе не хватает эмпатии к людям с другой сексуальной ориентацией, психическими особенностями и так далее. А конкретные темы часто находят меня сами.
— Как тебя нашла тема с психоневрологическим интернатом?
— У меня всегда была аналогия, что интернат — пожизненная тюрьма, может, и не строгого режима (хотя смотря для каких пациентов и в каких отделениях), но это же кошмар, что кто-то может запереть человека на всю жизнь в каком-то пространстве и этот человек больше никогда в жизни не будет принимать за себя решения. Однако чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, что все мы какие-то решения принимать не можем — всегда есть кто-то, кто решает. Это катастрофа.
— У каждо_й из нас есть некоторые стереотипы насчет того, что нам неизвестно. Когда ты готовишься к взаимодействию с геро_инями, с которыми у тебя, возможно, даже нет общего языка, ты как-то заранее прорабатываешь стереотипные представления?
— Я стараюсь задавать людям вопросы, которые позволяют мне понять, откуда эти стереотипы берутся. Почему, например, с рома́ такая сложная ситуация? И вот я наблюдаю — и вижу человека, которого уже много месяцев не берут на работу исключительно из-за его национальности. Или вижу женщину, которая много и тяжело работала в колхозе, а на зарплату там можно купить разве что дрова. А женщине нужно было прокормить детей. Поэтому она пару раз ходила на рынок просить милостыню, потому что не смогла найти другого способа купить детям еду. Конечно, мы с коллегами помогали этой женщине, привозили продукты, деньги.
— Бывало ли так, что стереотипы оказывались не совсем стереотипами?
— Бывало. Но это не делает людей худшими людьми и не означает, что к ним нужно плохо относиться. Стоит понимать различия. У рома́ действительно часто возникают проблемы с образованием, они рано выдают девушек замуж. И они действительно жертвуют интеграцией, но у их закрытости есть свои сильные стороны: она позволяет прекрасно сохранять ромские традиции, язык и культуру, где бы они ни жили.
Если вы общаетесь с рома́ как друг и помогаете им, то эти люди сами будут готовы сделать для вас всё и в любой момент приехать и чем-то выручить. Однажды я осталась ночевать в деревне, где снимала проект, и хозяин дома отправился купить на последние копейки бутылку водки. Потому что гостям принято налить чарку. Ну и чтобы их не обидеть, мне пришлось эту чарку выпить.
Почему журналисто_к считают циничными и можно ли изменить мир фотографией
— Говорят, журналист_ки очень циничны, нетактичны, идут по головам. Это такая профдеформация? Или вообще миф?
— Не следует путать цинизм с ситуацией, когда у человека большой объем работы, и если он ее не выработает структурно, то просто выгорит. Если ты военный репортер, ты можешь написать репортаж, а на следующий день узнать, что того человека больше нет в живых. И если ты будешь очень эмоционально в работу вовлекаться, ты не выдержишь.
Когда я работала с украинской темой, был момент, когда я поняла, что больше не могу. Нужно было отсматривать много материала с поля боя, а когда долго смотришь на лес, где повсюду лежат мертвые люди, то психика реагирует так себе. И я на время переключилась на другие темы. Это нормально, когда человек пытается сохранить свою психику и реагировать очень структурированно.
Но и цинизм я видела тоже. Были похороны очень известной девушки во Львове. Один иностранный фотограф — видно было, что он в профессии не менее двадцати, а то и тридцати лет — шел перед гробом и очень смачно плюнул себе под ноги. Это некультурно, но мало ли, могло произойти автоматически. Однако когда он пришел на кладбище, то, чтобы лучше заснять сверху, залез ногами на каменный надмогильный крест. Мы с украинским коллегой переглянулись и замахали руками, мол, что ты делаешь. Только тогда он слез. Это было отвратительно.
— Можно ли снимком изменить мир к лучшему?
— Сейчас очень сложно влиять на мир с помощью фотопроектов или фильмов, но все же есть успешные случаи, когда очень хорошие проекты выстреливают. Сейчас мы работаем с монтажеркой, которая раньше монтировала фильм очень талантливой украинской коллеги, так вот, на их показ на крутом фестивале попросили места дипломаты, политики и различные инфлюенсеры одной европейской страны. И я надеюсь, что хотя бы в этой стране этот фильм на что-то повлияет.
— Ты много работала с мигрантской темой. Почему, по-твоему, именно из мигранто_к сейчас лепят образ главного врага?
— Миграционные кризисы трудно решать, необходимо разрабатывать механизмы и новые пути интеграции. Многие говорят: «Они приезжают сидеть на пособии». Но никто не рассказывает (а про это надо говорить каждый день), что большинство людей хотят идти на работу, потому что пособие очень маленькое и прожить на него в Европе фактически нереально. Люди и рады бы идти работать, но они не имеют такого права, пока их дело рассматривают и пока им не выдадут соответствующее разрешение, а дело может рассматриваться даже несколько лет. И вместо того, чтобы лучше этим заниматься, легче разгонять, как «плохие мигранты захватят Европу».
Да, у некоторых людей действительно нет причин получать защиту. И среди сирийцев, и среди беларусов, и среди людей других национальностей есть те, кто «под шумок» хочет жить лучше. И это очень понятно. Каждый хочет жить лучше и в более безопасном регионе. Я не стану винить людей в желании жить нормальной жизнью и дать своим детям будущее. Но я понимаю Европу, которая не может давать защиту всем без разбора. Поэтому надо подумать, как рассматривать дела, чтобы люди, которые действительно нуждаются в защите, не замерзли в лесу под забором или не утонули в лодке, пока те, кто в защите не очень-то и нуждается, но имеет «бабки», через контрабандистов чудесно заезжают, куда им хочется.
Как меняется взгляд на мир от соприкосновения с чужой трагедией
— Ты работаешь над фильмом про мигранто_к. Расскажи про него.
— Это проект, который я пытаюсь завершить уже третий год. Я хочу, чтобы люди после просмотра этого фильма задавали себе сложные вопросы. Потому что в жизни таких вопросов очень много. Прост лишь трамповский популизм. Как будто поставим забор повыше — и проблема исчезнет. Но это так не работает. Изоляция имеет очень вредный накопительный эффект. Мы видели, как после длительной коронавирусной изоляции мир взорвался со всех сторон войнами, конфликтами, революциями. Поэтому всем следует научиться задавать себе сложные вопросы.
И учиться нести ответственность за себя. Стопроцентной гарантии безопасности абсолютно нигде и ни в чем не бывает. Каждый человек должен понимать, что если он борется с проблемой, что-то делает, то он должен принимать риск и нести хотя бы часть ответственности за себя. Не стоит винить во всем ту же оппозицию, которая «не решила проблемы». Я такое очень не люблю.
— С ответственностью понятно, а что насчет солидарности? Теперь как будто все не в лучшем положении. Откуда брать ресурс на то, чтобы помогать тем, кому еще хуже?
— Помогать нужно, но иногда сначала нужно помочь себе. Конечно, если человек тонет — протяни руку. Но если это не вопрос жизни и смерти, и ты очень устал, наверняка есть другие люди, которые смогут помочь. В целом я вижу, что солидарность никуда не делась. Просто сейчас много вбросов и работают боты, которые пишут тысячи комментариев в день, создавая иную картинку.
— Когда ты работаешь с людьми, которые отличаются от тебя, что это меняет в тебе и чем, возможно, тебя укрепляет?
— Ты видишь, как люди справляются с очень тяжелыми ситуациями, и этому можно у них поучиться.
Я так и не сделала один материал, потому что героиня сказала, что больше не может это проговаривать. Но мы провели день вместе, поиграли с ее сыном, потом созванивались. Она из Бахмута, и когда они пытались выехать, их машину расстреляли, маленькая дочь с инвалидностью погибла, мальчика ранили, а самой женщине оторвало руку. Трагическая судьба, к тому же она сама выросла в детском доме. И вот мы гуляли вместе, и она так искренне радовалась новому платью, которое купила в секонде. Понимаешь, насколько простые вещи могут радовать человека после всего, что с ним произошло, и начинаешь смотреть на жизнь проще. Спрашиваю её: «Почему с гражданским мужем не распишетесь?» — А она отвчает: «Посмотрим. Я молодая, может, найду кого получше!»
Аўтарка: Мария Пархимчик
