Альберт — менеджер в сфере культуры. С депрессией он столкнулся в 17 лет, но не обращался за помощью и вообще считал, что его состояние — это реакция на переезд и неподходящее место учебы. Симптомы депрессии то отступали, то возвращались, и через несколько лет, в 2018 году, Альберт был вынужден обратиться в государственное медицинское учреждение и получил направление в знаменитый РНПЦ психического здоровья в Новинках.
Мы поговорили с Альбертом о том, в каких условиях проходило лечение, насколько оно было эффективным и с какими неожиданными трудностями приходится сталкиваться людям, попадающим в беларусские психиатрические больницы.
Обращение за психиатрической помощью: «Я объяснял это тем, что я просто ленивый»
«Впервые я попал к психиатру, когда мне было 11 лет»
У меня тогда был нервный срыв: родители разводились, полный трэш… Ходил на какие-то процедуры, кислородные коктейли, короче, чилил в поликлинике. Меня полечили и всё: эта информация в школу не просочилась, никто из-за этого на меня косо не смотрел.
После школы я приехал учиться в Варшаву. Тогда со мной происходило что-то непонятное: я плохо себя чувствовал, в основном сидел дома, даже на учебу особо не ходил. Но я объяснял это тем, что я просто ленивый. На лето я вернулся в Минск, и там я чувствовал себя нормально. Вернулся в Варшаву на второй год обучения — та же фигня.
Я регулярно смотрел с балкона и думал, что, в принципе, прыгать оттуда — это хороший способ решить проблемы.
Так я пришел к выводу, что мне просто плохо в Варшаве, потому что каждый раз, когда я приезжал в Минск, мне становилось лучше. В Варшаве смысла жизни нет, а в Минске он есть.
«Тогда я вернулся в Минск»
Фото из личного архива Альберта
В Минске был свой движ, связанный с еврейским неформальным образованием, где я много волонтерил, а позже работал и даже руководил. Но всё равно в Минске я сталкивался с тревогой, проблемами в отношениях, в том числе и с собой. Но я с этим особо не разбирался: работал себе в неформальном образовании и параллельно учился. А потом меня стало сильно накрывать…
У меня началась классическая депрессия — с симптомами, как из учебника. Это состояние наступало волнами: иногда я еще мог «собраться» и что-то сделать, а иногда меня жестко вырубало (имеется в виду начало тяжелой депрессивной симптоматики: когда человек чувствует полную потерю сил, мотивации и способности выполнять даже простые повседневные задачи. — Прим. ред.).
У меня была сложная рабочая задача: организовать летний лагерь на 100 человек со сложной логистикой через три страны. К этому моменту я уже начал пикировать вниз. Днем я спал, а ночью, когда был более-менее в норме, бродил по городу: постоянно подбухивал на Октябрьской, покуривал наркотики, прилипал к каким-то странным компаниям. При этом на меня давило чувство ответственности за свою работу, и я не знал, как всё это разрулить.
«В какой-то момент я позвонил по телефону доверия. А они трубку не взяли — просто анекдот!»
На этом я не остановился и во время одной из своих ночных прогулок дошел до Бехтерева (Минский городской клинический центр психиатрии и психотерапии на ул. Бехтерева, 5. — Прим. ред.).
Говорю в регистратуре: «Мне херово, помогите». Мне говорят: «По месту жительства иди». Черт с вами — пошел по месту жительства, но там не оказалось психиатра. Пришлось записываться в соседнюю поликлинику. Наконец, я пришел к психиатру — он дал мне опросник Бека*.
Я заполнил, он говорит: «Вам нужно в больницу». Я говорю: «Я не могу в больницу, у меня летний лагерь!» Я пришел на работу, объяснил, что такая ситуация, много факапов, а я не знаю, что делать. В итоге мне помогли, и лагеря получились очень классные. Однако это лето, конечно, прошло тяжело. Меня еще и с учебы отчислили, хотя я просил пересдать осенью. Короче, в конце лета меня снова сильно накрыло.
Я опять пошел к тому врачу, который сказал, что мне нужно в больницу, и он направил меня в РНПЦ психического здоровья. Прикольно — Новинки! Столько слышал, но никогда не был.
Новинки: «В душ только по сигаретам»
«Атмосфера там, конечно, своеобразная»
Заходишь — стоит суровый санитар. Он смотрит твои вещи, забирает телефон. Проверяет, не слишком ли у тебя «долбанутые» книги. Это было стрессово, но угарно.
Я попал в 19-е отделение — кризисное. Иду по отделению с санитаром, а рядом с нами идет какой-то чувак со странными следами на шее (вероятно, от попытки удушения. — Прим. ред.). Позже я узнал, что его называли Кузнечик, потому что он всегда носил зеленый халат. Такая трагикомическая фигура, которая всё время с любопытством бродила по отделению.
Меня отправили в наблюдательную палату, в которой нет дверей*. Там меня встретили какие-то мужики, игравшие в карты. И вдруг ко мне подходит чел — ужасный, капец, — и начинает рассказывать, что здесь, в отделении, у них всё общее. Я ничего не понимал, пока не попал в обычную палату.
«Оказалось, что в этом отделении царила тюремная романтика»
В отделении было человек 50, и большинство из них делали какой-то чифирь, имели какие-то понятия и смотрящих. Я до сих пор не понимаю, откуда там взялась вся эта тюремная романтика.
Тот самый человек, который мне говорил, что у них всё общее, снова начал подходить ко мне со странными разговорами. В какой-то момент он попросил меня продать ему мой телефон. Потом подходит, спрашивает: «Я вижу, что тебя навещают — может, кто-то из твоих сделает мне симку на свое имя?» Я говорю: «Костя, какая симка — я же знаю, чем ты занимаешься». Костя, как я понял, занимался каким-то темным криминалом. Он называл себя смотрящим Червеня (Смотрящий — это криминальный авторитет, который считается главным в определенном районе, Червень — это город в Минской области. — Прим. ред.), или что-то в этом роде.
В какой-то момент Костя снова подошел ко мне, рассказал какую-то слезливую историю из своей жизни, а потом вдруг попросил мой номер телефона — якобы для того, чтобы после выписки поддерживать связь. Все закончилось тем, что Костя однажды попросил у меня два рубля, а я его послал. Больше Костя ко мне не подходил, но доколебывался к другим молодым парням.
Меня определили в палату на шесть человек, и почти сразу, как я пришел, мне предложили попробовать чифирь. Там есть медсестры, с которыми можно договориться, чтобы тебе «оформили» кипяток. А еще у нас откуда-то был чай и контейнер из-под моркови по-корейски (заварку засыпали в контейнер, потому что другой посуды не было. — Прим. ред.).
«Валютой в отделе были сигареты»
Там есть душ, за которым присматривает санитар. Но душ не всегда доступен, потому что в какой-то момент санитар может заявить: «В душ сегодня только по сигаретам».
Однажды один парень попросил у меня пачку сигарет — мол, за то, что он нарисовал мой портрет. На самом деле он перерисовал портрет Чехова или кого-то еще из какого-то учебника. У меня тогда была длинная борода — мол, похож был. Я ему пару сигарет отсыпал.
«Телефоны забирают»
Если хочешь созвониться с близкими, надо ждать, пока они сами позвонят на городской номер отделения. Или можно попросить свой же телефон у медсестры на час в день, а потом вернуть назад. Но я понял, что можно договориться: я отдал медсестре свой проездной на три вида транспорта — зачем он мне в Новинках — и телефон всё время был при мне.
Правда, телефон приходилось прятать от санитаров. Был там один санитар — самый долбанутый, — который любил неожиданно врываться в палаты и спрашивать: «А что тут у вас происходит?!» Однажды он так зашел, а я в это время как раз разговаривал со своей партнершей. Я его увидел — бросил телефон под тапок. Санитар говорит: «Нет, не прокатит». Забрал телефон и отнес медсестре. Я пошел к медсестре — и снова его забрал себе.
Была одна сестра-хозяйка, которая почувствовала свою власть и всё время докапывалась ко мне. Она приходила каждое утро, чтобы проверить порядок в палате. А у меня в тумбочке было много книг — я много читал, и не было такого, чтобы меня каждый день навещали и забирали уже прочитанное. Она говорит: «У тебя слишком много книг, я сейчас все их заберу». И начинает выносить мне мозг.
«Из отделения нельзя просто так выйти»
Если хочешь, чтобы тебя начали выпускать, надо дежурить — например, помогать с раздачей еды или подметать на улице. Но если можешь выйти из отделения, то, по сути, можешь уехать и из Новинок. Я так домой ездил дважды. Мы часто ходили в ларек неподалеку. Возле Новинок еще есть церковь, перезвон колоколов, пруд — атмосферно, конечно.
Я большой авантюрист — находил во всем этом какой-то прикол. Способствовало ли это моему психическому выздоровлению? Возможно. Не знаю. В какой-то момент я даже начал «просвещать» бывших «арестантов» о правах ЛГБТК+, о демократических ценностях. Я вообще-то довольно адаптивен, но я видел ребят, которым было совсем не весело в такой обстановке.
Лечение. «Я очень хотел лечиться: готов был пить все таблетки, ходить на все процедуры, посещать терапию»
Меня госпитализировали на выходных, поэтому я попал к врачу только в первый рабочий день. Я рассказал ему о своем состоянии всё как есть. Он сказал: «Ты ничего не выдумываешь. У тебя на самом деле депрессия — это реально, так бывает». Я чуть не заплакал.
Когда я попал в Новинки, как раз появлялась «мода» на ментальное здоровье. Было прикольно обсуждать панические атаки с заводчанами из Борисова — они говорили об этом не как о сложных духовных материях, а как о простых вещах, которые с ними случались. Это была большая поддержка. Потому что понимаешь, что панические атаки или депрессия — это не для какой-то богемы, грубо говоря.
«Групповая психотерапия проводилась пять раз в неделю, а индивидуальная — два раза в неделю»
У нас были действительно классные терапевт и терапевтка — позже я занимался с одним из них в частном порядке еще несколько лет. Я очень хотел лечиться: я был готов принимать все таблетки, ходить на все процедуры и посещать терапию. Но не все были к этому готовы. У нас были парни, которых привозили на скорой, потому что они пытались покончить с собой. Некоторые из них вообще не хотели лечиться. В отделении было много пациентов, которым было пофиг на лечение, — независимо от того, как они сюда попали. По закону они должны отлежать в больнице в течение 10 дней — а потом их отпускают.
Из таблеток мне давали анксиолитик и антидепрессант. Их подбирали некоторое время. Помню, как-то на ночь мне дали какую-то маленькую круглую таблетку. Меня от нее так поперло! Как будто начался ЛСД-трип. Потом я шутил с медсестрами, остались ли у них еще эти маленькие круглые таблетки.
У нас в отделении был чувак, который хорошо разбирался, что с чем сожрать, чтобы получить «прикольный эффект». И мы менялись таблетками с другими пациентами, которые не хотели принимать свои лекарства: таблетки на сигареты.
Я пробовал эти таблетки несколько раз. Эффект странный: пробивает на сладкое, чувствуешь, будто тебя обняло, и ты каким-то тупым становишься. Помню, как один Саня пытался продать нам «чудо-таблетку» за две упаковки сигарет — мол, эффект будет отличный. Позже оказалось, что это был обычный глицин.
Никаким галоперидолом* меня не закалывали. Хотя была одна история: в наблюдательной палате был один чел, который во время обхода начал бормотать что-то матом на медсестру. И все остальные дни он провел обколотый — лежал, встать не мог.
Две «ветви власти» в отделении
Психиатры и психотерапевты — это одна ветвь власти. А медсестры и санитары — это другая. И между ними, похоже, есть какая-то договоренность. Я не знаю, какая именно. Но почему заведующий отделением закрывает глаза на то, что у нас — душ за сигареты и какие-то бандиты устанавливают свои порядки? Я не знаю. Может, ему просто лень разбираться.
В принципе, у нас было лайтово. Но я могу говорить только за наше отделение. Что происходит в «психотических» — не знаю. А тем более — что происходит в женском отделении. Мои подруги лежали в Новинках — рассказывали, что медсестры на них кричали, доводили до слез. А если добавить вопрос женской гигиены, тот же душ — это жизненно важная вещь. Мне кажется, на мужчин давить сложнее. Медперсонал до сих пор боится рамсить со взрослыми мужиками.
Получается, что, с одной стороны, можно иметь хорошего врача и нормальную терапию, но из-за отношения медперсонала и всего этого бытового трэша человек может быть в таком стрессе, что никакая терапия не поможет.
Когда меня спрашивают, стоит ли ехать в Новинки, я говорю, что лучше поискать частных врачей. Но проблема в том, что иногда необходима госпитализация — и непонятно, что делать в такой ситуации.
Авторка: Дарья Гордейчик
Статья создана в рамках проекта «Together 4 values — JA», который совместно реализуют организации ІншыЯ і Razam e.V. при поддержке Министерства иностранных дел Федеративной Республики Германии.
