В райцентрах Беларуси нет слов для обозначения небинарной идентичности. Точнее, они есть в интернет-статьях и телеграм-каналах, но не в школьном классе, не на стенде в поликлинике, не в тексте приглашения в спортивную секцию. Там ты по-прежнему либо мальчик, либо девочка. Всё прочее вызывает тишину, смех или опасные вопросы.

Лино родились и живут в одном из таких беларусских городов. В их жизни нет ЛГБТК+-инициатив рядом, нет «своих» людей офлайн, нет даже безопасного способа выглядеть так, как они себя чувствуют. То, что есть, — постоянное напряжение и мечта уехать.

Мы поговорили с Лино о том, каково это — взрослеть, искать себя и выживать «вне нормы». О боли, привязанности к родному городу и о поддержке, которую находишь в чате на 15 человек.

«Я не девушка и не парень»: о выборе слов

— В онлайне я почти всегда называю себя Лино. Это имя звучит агендерно*, поэтому в нем мне максимально комфортно. Мне нравится, как оно звучит — мягко, но с характером, что в целом похоже на меня. В реальной жизни, конечно, его никто не знает. Я под другим именем — тем, которое мне дали при рождении и которое мне вообще не подходит.

Я небинарная** персона, и мне комфортны местоимения «они/их». Но иногда я просто говорю, что я — квир. Не потому, что стесняюсь, а потому, что не у всех есть понимание, что такое небинарность, чтобы сразу понять. В Беларуси это вообще часто приходится объяснять с нуля, как будто ты — пришелец из космоса. Но в интернете уже проще: там есть язык, есть понятия, есть эмпатия.

Иногда мне кажется, что я просто человек, который хочет тишины и права быть собой. Без конкретного названия. Но я четко понимаю, что я — не девушка и не парень. Я где-то между, и это не проблема, а просто моя реальность. Я не хочу «выбирать сторону». Я — просто Лино.

«Люблю и ненавижу»: о родном городе

— Я живу в Бобруйске. Это типичный райцентр: панельки, бабушки на лавках, маршрутки. Часто мне здесь просто страшно, потому что слишком много людей знают друг друга, и ты всё время ждешь, когда же до людей дойдет очередная сплетня.

Иногда грустно, потому что я понимаю, что здесь меня никогда не примут. Но, с другой стороны, тут прошло мое детство. Я знаю, где вкусные смаженки и где мне нравится кормить уток. Я люблю и ненавижу этот город одновременно. Как токсичная любовь: у вас есть история, ты помнишь всё хорошее, но всё равно понимаешь, что ты достоин большего.

Вокруг очень много эмоционального насилия. Людей, которые выглядят «иначе», избегают, обсуждают, высмеивают или унижают.

Тут не обязательно тебя побьют — но могут заглядывать в лицо, громко комментировать одежду, глазеть на тебя в автобусе. Тут всё работает либо через намеки, что, мол, «вам делать нечего, вот и придумали небинарность», либо через словесную агрессию: «ты странненьк_ая», «тебе тут не место», «лучше бы ты молчал_а».

У меня нет ни одного человека в офлайн-жизни, с кем я бы могли безопасно поделиться. Я пробовали тестировать почву: что-то говорить о ЛГБТ, упоминать транслюдей, и почти всегда встречали или презрение, или молчание, или резкую смену темы. Один раз услышали фразу: «Насколько же людям нечего делать, что они не только сами занимаются этой дурью, но и других подбивают это уважать». Это был момент, когда я поняли: я здесь одни, и я не могу делиться и быть честными.

«У меня появился язык»: о выходе в онлайн

— Я начали чувствовать, что я «не как все», еще классе в шестом. Но тогда у меня не было ни понимания, ни терминов, чтобы это назвать. Я просто знали, что мне некомфортно быть «девочкой» в том смысле, в каком от меня это ожидали. Мне не нравилось, когда меня заставляли носить юбку, говорить тихо, «вести себя как девочка». Это всегда вызывало раздражение, как будто мне навязывают поведение, которое я не понимаю. И в то же время я не чувствовали себя «мальчиком».

У нас в школе про ЛГБТ не говорили, а если и говорили, то чтобы посмеяться. А про небинарность — это вообще где-то за пределами фантастики. Я думали, что со мной просто что-то «не так», что я какой-то испорченный человек. Я даже гуглили: «Почему я не чувствую себя девочкой?» — и находили англоязычные форумы, где люди делились тем, как они себя чувствуют. Ушло, наверное, несколько лет, прежде чем я нашли нужный термин и со всем разобрались.

Понять себя мне помог интернет. Телеграм-каналы, посты в Tumblr, какие-то рандомные чаты, где я впервые увидели слова «небинарный», «гендерквир»*, «агендер». Это было так странно и так хорошо. Как будто из ниоткуда у меня появился язык, чтобы себя объяснить, и появились люди с таким же опытом, хотя я не предполагали, что такое вообще возможно. Я начали читать больше, искать похожих людей, и с каждой новой историей у меня было ощущение: да, вот, это я. Это офигенное чувство — просто увидеть себя в чьем-то опыте.

Больше всего на меня повлияли живые истории от таких же людей. Не инстаграм-звезд, а просто подростков или молодых людей, которые писали о себе. Именно поэтому я решили поделиться своей историей в интервью, в надежде, что она поможет кому-то, как чужие истории помогли мне.

Еще меня сильно тронули какие-то лонгриды про транс- и небинарный опыт — особенно тех, кто тоже жили в странах вроде нашей. Потому что, когда ты читаешь истории про Нью-Йорк, это круто, но как будто про другую вселенную. А когда кто-то пишет из Минска, Гомеля или условной деревни — это ближе.

«Не бросаться в глаза»: о способах прожить еще день

— Иногда я чувствую себя в безопасности у себя в комнате, но это мнимая безопасность, потому что родители у меня очень консервативные. Иногда — когда гуляю рано утром и никого нет. Или когда еду на велосипеде и ощущаю, что тело — это просто способ двигаться, а не мишень для чужих взглядов. Но таких мест очень мало. Физически безопасных — почти нет. Всё безопасное у меня сейчас внутри или в интернете.

Я заканчиваю школу в следующем году и просто жду не дождусь. Сложнее всего — постоянно быть «в роли». Притворяться, что ты «нормальная», не задавать лишних вопросов, не показывать, что тебя это всё обижает.

Ещё очень тяжело общаться с родственниками. Они не злые, просто у них нет слов и понимания, и они, наверное, ни разу не слышали о личных границах. Они живут в мире, где всё просто: вот мальчики, вот девочки, всё остальное — «мода с интернета». Объяснять что-то — значит рисковать быть отрезанными от единственной опоры.

А на улице сложнее всего быть собой телесно. Я боюсь выглядеть «не так». Я почти всегда одеваюсь по формуле «не бросаться в глаза». 

Я научились распределять силы: «сегодня я играю роль», «завтра у меня день молчания». У меня нет четкого плана, как справляться, есть только способы не утонуть. Музыка, переписки с друзьями в онлайне, редкие дни, когда можно выключить голову. Это не жизнь, которую я хочу, но это способ прожить еще один день.

«Постоянное ощущение опасности»: о ментальном состоянии

— Апатия — как фон. Бывает, что просыпаешься и не видишь смысла в том, чтобы вставать. Всё кажется одинаковым и бесполезным, а в голове мысли: «Зачем стараться, если завтра ничего не изменится?» Тревога — это когда ты выходишь из дома и буквально сканируешь каждого встречного: не посмотрит ли странно, не скажет ли что-то. Это постоянное ощущение опасности, даже если ничего не происходит.

Я думали о психотерапии много раз, но пока не могу себе позволить — ни финансово, ни логистически. В нашем городе с этим очень сложно. А если и есть специалисты, то я не уверены, что они безопасны для меня. Мне важно знать, что человек не скажет «это у тебя из-за интернета» или «надо просто жить по-женски». Пока я справляюсь через друзей, чаты, редкие ресурсы в интернете. Это не замена терапии, но хоть что-то.

Мне легче, когда меня называют по имени, которое я выбрали. Когда мне пишут: «ты не одни». Когда я читаю чью-то историю и думаю — «вот, и они смогли». Мне помогло бы место, где я могли бы просто быть. Жить, не объясняясь. И специалист, который бы видел во мне человека, а не диагноз или проблему. Мне помогло бы просто чувствовать, что я часть комьюнити, возможно, ходить на группы поддержки… Но это же Бобруйск.

«Онлайн я могу дышать»: о цифровой поддержке

— Онлайн — это буквально место, где я живу. Там я говорю на своем языке, там я — Лино. В онлайне я не боюсь случайных вопросов, я могу сказать, кто я, и меня поймут. Это не значит, что там нет токсичности, но там есть выбор, куда идти, с кем быть. В отличие от реальности.

Есть несколько чатов, в которых я по-настоящему расслабляюсь. Один — про квир-людей из постсоветского пространства. Там все понимают, с полуслова. Еще у меня есть подруга из другого города, с которой мы познакомились в комментариях под текстом о гендерной идентичности. Мы уже больше года общаемся, поддерживаем друг друга, высылаем друг другу мемы, аудио и просто молчим на телефоне, когда дело совсем плохо.

Больше всего поддержки — в закрытых пространствах, не в публичных соцсетях. В телеграм-каналах, на маленьких форумах, иногда в дискорде. Когда чувствую, что могу написать честно: «Мне плохо», — и никто не начнет разбирать меня по кускам. И там хорошо, потому что даже незнакомые люди могут дать тебе силы и поддержку.

Переезд для меня — это не «хочу уехать», а «мне нужно уехать, чтобы выжить». Я думаю про Литву, Польшу, может быть, Грузию. Где есть хотя бы немного больше пространства для жизни — не активизма, не борьбы, а именно жизни. Где можно говорить, как ты себя ощущаешь, и это не вызывает опасности. Где можно надеть то, что тебе нравится, и тебя не сфоткают украдкой, чтобы выложить в местный паблик с подписями. Там я хочу найти простое ощущение себя. Возможность дышать полной грудью, выйти на улицу и не просчитывать свой маршрут, не прятать лицо. Я мечтаю о друзьях, с которыми можно говорить обо всём — от идентичности до рецептов супа. О комнате, где мои вещи — это мои вещи, а не «маскировка», чтобы до тебя не докопались, что ты недостаточно «девочка». О жизни, в которой нет страха как базового чувства.

Но чтобы переехать, надо либо поступить в университет за границей, либо найти работу. У меня нет богатых родителей и «подушки безопасности», нет родни, которая может помочь. Страшно оказаться в чужой стране без языка, без работы, без понятных правил. Но это ничего. Сейчас я рассматриваю подработки, чтобы иметь какой-то капитал для переезда.

«Мы есть»: о принятии

— Что я сказали бы себе десятилетним? Я бы обняли себя. И сказали бы: «Ты не сломаны. Всё, что ты чувствуешь, — имеет право на существование. Ты не одни, даже если тебе так кажется. Всё, что кажется “слишком”, — нормально в другой среде. И ты заслуживаешь безусловной любви, даже если пока ее никто не дал. Ты существуешь. И ты важны. Твоя странность — это не дефект, а дар. То, что ты чувствуешь, — не слишком, не неправильно, не глупо. И да, будет тяжело. Но ты найдешь тех, кто посмотрит на тебя — и увидит, какие ты классные, и как много ты можешь дать другим и миру».

Другим небинарным людям в небольших городах Беларуси я бы сказали: «Вы есть. Даже если вам сейчас кажется, что нет никого, похожего на вас, — мы есть. Мы разбросаны, спрятаны, зашифрованы, но мы есть. Мы видим друг друга по глазам, по словам в переписке, по грусти в голосе. Мы друг друга найдем, и скоро всё будет хорошо».

Если ты читаешь это — знай: ты не одни. Ты не странные. Ты просто человек. И ты заслуживаешь жить, дышать, любить и быть собой. Даже если пока только онлайн. Даже если пока только в мечтах. Пока мир не готов — мы создаём новый сами.

Авторка: Martha K.